morya | (no subject)

И было мне счастье в течение почти двух недель. Двенадцать дней счастья - это очень много, но правота товарища Грибоедова не теряет силу сквозь годы: часов я не наблюдала, а поэтому и не знала, что это было так долго. Потоки сознания отмечали, конечно, умиротворение и покой, но у них нет секундомера и календаря.

Но мир не без добрых людей, и сегодня в роли самаритянки выступает бич последних двух лет: Хана. Соседка вернулась, о чем и не преминула сообщить громогласно с указанием где и сколько времени была. Двенадцать дней это милое создание, необезображенное муками интеллекта и не занимающееся алхимией в виде трансформации молчания в золото, провело в санатории. Надо бы проверить сводки, скорее всего, где-нибудь отмечен случай массового самоубийства среди медработников и лечащихся.

А теперь моя нежно и горячо любимая соседка водворила свой глютеус максимус на постамент на площадке перед квартирой, дабы оповестить всех и каждого о том, что у нее пропала ночная рубашка. С ужасом думаю об обрамлении ближайших дней, ведь именно в ней мадам предпочитает проводить свой двадцатичетырехчасовой досуг на необъятных просторах двора. К сожалению, прецеденты явления комиссарского тела народу уже были и светлых воспоминаний не оставили. На полном серьезе взвешиваю опцию добровольного затворничества в стенах своей квартиры, уж слишком дорога мне уравновешенность нервной системы.